Галькович Михаил Иосифович

«Генералы» на производстве бывают разные - есть такие, которых народ зовёт так только в силу занимаемой ими должности. А есть и другие, числом поменьше, те, которые всегда рядом с инженерами, специалистами и рабочими, не гнушаются поговорить с ними по душам, помочь. И хотя такие руководители бывают строги и требовательны, самое главное, что за сухими цифрами и строками многочисленных отчётов и планов они всегда видят человека, работника, со своими проблемами и заботами, ответственностью не только за порученное дело, но и за семью. Именно за такими руководителями звание «генерал» закрепляется пожизненно».

Эти строки из рассказа «Генерал» бывшего председателя профсоюзной организации ноябрьских газовиков Вячеслава Миляева мы не случайно взяли в качестве преамбулы к разговору с Михаилом Гальковичем. Именно благодаря Гальковичу, который более двадцати лет возглавлял газодобывающее предприятие – ГПУ «Вынгапургаз», а впоследствии ООО «Ноябрьскгаздобыча», выросло целое поколение «птенцов гнезда генеральского», наследников и продолжателей дела газодобытчиков-первопроходцев. Менялись названия, но не менялась суть: добывать для страны голубое топливо.

– Коллективу могу тысячу раз сказать «спасибо», и даже мыслей нет, что могло быть по-другому, – улыбается Михаил Иосифович. – Ответственность и работоспособность наших газовиков всем известна. Ноябрьские газодобытчики всегда отличались порядочностью, взвешенностью решений, они идут в ногу с техническим прогрессом, держат руку на пульсе отраслевых открытий и достижений.

Для того, чтобы сейчас можно было свободно трудиться и добиваться поставленных целей, рулевым пришлось в своё время пройти через нелёгкие испытания. Вот одна из драматичных историй становления предприятия, рассказанная Виктором Кононовым, соратником Михаила Иосифовича.

– Было это, когда мы пускали Вынгапуровский промысел. Задачу поставили такую – дать родине газ до нового 1979 года. Морозы стояли тогда под пятьдесят и ниже, комплектация оборудованием, поставки техники шли плохо. Но это никого наверху не волновало. Только один пример: у трубоукладчиков не было крытых кабин, машинисты обматывали себя на время смены целлофаном и всё равно порой примерзали к рычагам. Чем ближе к пуску, тем морозы крепче, тем больше неполадок и срывов. Напряжение всё время нарастало, груз ответственности давил всё сильнее. И тут, где-то за месяц до пуска, на Вынгапур нагрянул высокопоставленный работник из промышленного отдела ЦК КПСС.

Через несколько дней произошла авария. Строители не по технологии, слишком близко к поверхности, проложили трубы водовода, и они перемёрзли. Вода перестала поступать в котельную, а тепло – на промысел и в посёлок. Под угрозой замораживания и выхода из строя оказалась установка подготовки газа. Конечно, мы приняли экстренные меры, стали прокладывать новый водопровод, воду в котельную возили машинами. Но угроза промыслу оставалась. Сверху требовали отчёта, люди вкалывали как проклятые, а улучшение ситуации шло медленно. Представитель ЦК наблюдал за этим со стороны и мрачнел.

Собрались мы на ночную планерку: задерганные, усталые. ответственный из ЦК начал с высоких фраз, а потом скатился на брань, он отчитывал нас, как мальчишек, грозил разными карами. В вагончике сгущался сигаретный дым и накалялась атмосфера. Цекист, как гвозди, впечатывал громкие фразы, а мастера и инженеры уже едва сдерживали себя. Наконец, из его уст прозвучало такое, что у всех окружающих округлились глаза, а кто-то зашёлся в нервном кашле. Проект выхода из нештатной ситуации, предложенный ответственным работником, поражал своей изощренностью и некомпетентностью.

«Для начала, – произнес высокий гость, – я снимаю вас с должностей. Кононов (тогда начальник промысла) будет мастером, Галькович (главный инженер ГПУ «Вынгапургаз») – сменным инженером, Фатихова (начальник ГПУ «Вынгапургаз») просто уволим».

В прокуренной каморке повисла оглушающая тишина. У всех пронеслась в голове мысль: если всё, что этот деятель предлагает, осуществить, то промысел уже не спасти. И тогда Галькович сказал: «Чушь всё это, полная ерунда. Если это сделать, промыслу – крышка. Переохладились вы здесь, товарищ, пора вам домой ехать...».

Контролёр из ЦК икнул и запнулся. Тут уж мы на него навалились, стали на пальцах объяснять, схемы ему показывать. Он головой кивал, а сам всё на Гальковича смотрел. Потом мы долго ещё сидели в ту ночь, говорили, спорили. Вопрос о том, чтобы кого-то снять, представитель ЦК больше не поднимал. Разошлись мы тогда под утро. А те часы, которые остались до подъёма, спали так: на один матрас легли, другим накрылись. Утром снова пошли на промысел, по своим рабочим местам, аварию ликвидировали в течение полутора суток.

Примеров проявления личного мужества было немало. Люди, поступавшие так, не могли не понимать, что могло за этим последовать: можно было и партбилета лишиться, и в места не столь отдаленные загреметь.

Во время встреч с ветеранами, отцами-основателями, обсуждаются, как правило, не только дела минувших дней и преданья старины глубокой. По прошествии времени становится понятно, что мелочей на генеральской должности не бывает. Рассказывает Михаил Галькович:

– Если начальник не знает свой коллектив, не знает жизнь изнутри, ему тяжело работать. Хотя для руководителей современного типа человеческий фактор – дело второстепенное, сегодня вошло в моду обеспечивать прежде всего личную жизнь. Может, так и надо, не знаю. Но в наше время так было нельзя: перед нами одинаково стояли разные задачи, как производственные, экономические, так и социальные. В начале восьмидесятых было становление предприятия, необходимо было создать коллектив. И профсоюз всегда подставлял плечо: первым профоргом газопромыслового управления был Евгений Санников. Человек неконфликтный, в то время такой и нужен был: люди упахивались до чёртиков, терпели неустроенный быт. Одно обидное слово могло переполнить чашу, нужно было вести себя корректно, не противопоставлять руководство и рабочих. Я считаю, что Евгений Илларионович сделал всё, что мог на своём уровне.

Затем мы работали с Виктором Черняком. Помню его как хорошего спортсмена, а соревнования, тренировки тогда были особенно нужны. На спортплощадке люди сбрасывали стресс, общались, спорт отвлекал от пьянок и всяких дрязг. В то время уже был КСК «Газовик», который мы построили втайне от высокого газового начальства, так вот директором там работал Виктор Черняк. Специальных знаний, нужных профсоюзному лидеру, у него не было, но Виктор хорошо ладил с людьми, он легко организовывал народ: стали развиваться командные виды спорта: волейбол, футбол.

В конце восьмидесятых, начале девяностых годов в стране настали смутные времена: трудно было выживать и людям, и производству. Тогда Россия выстояла, в том числе, благодаря газовой промышленности. Нефть уже вовсю дербанили, растаскивали промыслы по частным конторам. Мы же поддержали национальную экономику. Если бы тогда газовая промышленность разрушилась так же, как другие отрасли (в нефтянке добыча упала тогда с 450 млн. тонн до 320 млн. тонн), то мы бы заморозили всех: не только Российскую Федерацию, но и страны СНГ, Европу. Вот в такой ситуации работала тогда профсоюзный лидер Ольга Ермоленко. Ей приходилось много заниматься не только социальной, но и воспитательной работой. Ольга Николаевна могла выступить перед коллективом и руководством, аргументировать предъявляемые профсоюзом требования, поэтому мы не просто держались, но двигались вперёд. Она сплотила коллектив в период экономической неразберихи.

Затем профсоюз возглавил Юрий Зайцев, это был уже 1994 год. Юрий Иванович был компетентен в правовых, юридических вопросах, он умел разговаривать с народом. Сказать честно, я у него учился в какие-то моменты: мы ездили по подразделениям, и я перенимал у него опыт общения кризисного менеджера. Кстати, ещё при Ермоленко мы начали отрабатывать схему будущего коллективного договора. Собирали его по крупицам: тогда наше управление по добыче и транспорту газа подчинялось «Сургутгазпрому». Казалось бы, следуя исходящим сверху директивам, мы должны были жить хорошо, но в действительности кризис и по газовикам прошёлся смертельным катком, поэтому профсоюзы выступали за соблюдение норм охраны труда и соответствующей оплаты, согласно тарифам и нормам производительности. В Сургуте понимали, что ноябрьское УДТГ – это коллектив, который имеет своё мнение, отстаивает свои права в рамках действующего законодательства. Поэтому колдоговор «Сургутгазпрома» формировался на основе нашего внутреннего документа. Несмотря на кризисные явления во главу угла мы поставили жилищный вопрос: в коллективном договоре пункт об обеспечении жильём был прописан отдельно и профкомовцы постоянно контролировали этот процесс. Если возникали незапланированные расходы, то я, как первый руководитель, брал ответственность на себя, понимая, что за мной стоят живые люди.

Параллельно мы решали социальные вопросы на местах. Разрабатывались новые месторождения, необходимо было строить вахтовые посёлки. Долгое время, до декабря 1997 года, в состав управления входили компрессорные станции, при них также были жилые посёлки со всей инфраструктурой. Строили не просто хаотично, а по плану: жильё, школу (хотя бы начальную), клуб, спортзал – всё, что требуется для нормальной жизни. Нужно было не только построить, но и ввести объект в эксплуатацию.

Я сам прожил на Севере более четверти века, поэтому поставил задачу – мы должны пользоваться всеми доступными благами. Пускай сфера услуг была не такая обширная, но, тем не менее, всё, что нужно для нормальной жизни, было. Меня в первую очередь интересовали не сепараторы и трубы, а социальная сторона жизни.

В 1982 году мы построили «Газовик», сегодня это здание можно назвать достопримечательностью – именно там проходила первая партийная конференция ноябрьского горкома партии, на ней утвердили первого и второго секретарей, а ещё после просмотра в клубе кинофильма человек мог пойти в спортзал. Затем мы построили лыжную базу, хоккейный корт и ещё много чего, ведь главная задача руководителя – создать условия для жизни и работы. Мы не просто приехали на Север погулять, поохотиться, мы добывали газ! Отсюда производственная задача – выполнять план, социальная – пополнять госбюджет. А параллельно шла жизнь...

Недавно я проезжал по трассе: как при нас всё было построено, так и стоит. И ещё сто лет будет стоять! Все эти непрофильные стройки были согласованы прежде всего с профсоюзом. Я хотел бы сказать, что мы больше десяти лет прожили в советское время: тогда на предприятии были партийные первички, комсомольские ячейки, профкомы. Все эти надстройки цементировали коллектив: партия – это, прежде всего, дисциплина, комсомол – воспитание молодёжи, профсоюз – права трудящихся, отдых, досуг.

В последнее десятилетие прошлого века партия и комсомол приказали долго жить. Хорошо, что профсоюз остался: путём концентрации наших совместных усилий мы удержали предприятие от митингового хаоса и развала. Это был единственно правильный выбор, вспомним «лихие девяностые»: генеральные директора появлялись, как грибы после дождя. в 1986 году вышло постановление правительства, регламентирующее выбирать руководство на коллективных собраниях. Дурнее ничего не придумаешь...

Я недавно прочел книгу Юрия Лужкова «Россия на распутье». Он как раз вспоминает, что нет ничего худшего, чем публичные выборы руководства: поступать так, значит, обескровить предприятие.

Однако в те смутные времена появилась мода выбирать руководителей на общем собрании, много тогда на волне псевдодемократии пены всплыло. Некоторых таких избранных я дальше, чем мастерами, не видел, считал, что это их потолок. Немало удивлялся, когда разные аферисты представлялись мне генеральными директорами, да ещё спрашивали с подковыркой: «Вы что, до сих пор с профсоюзом работаете»? Почему, мол, не разогнали...

Я всегда отвечал, что профсоюз – моя правая рука: как работали совместно, так и работаем, и всегда будем работать. А потом вся страна наблюдала, как новоявленные собственники рушили предприятия… Один раз в тюменском аэропорту подошёл ко мне бывший снабженец (не буду говорить кто такой). Я говорю: «Привет, Коля!». Он на меня посмотрел и говорит: «Вы извините, но я сейчас генеральный директор». А я ему: «Слушай, я знаю в Ноябрьске только одного генерального директора – Городилова». И он тихо-тихо так ушёл.

Появление таких ушлых персон среди руководства округа и города принесло много вреда. Люди со временем разобрались, кто есть кто, но были потеряны время и кадры. Потому что из-за таких пронырливых могли грамотного специалиста незаслуженно обидеть, отстранить, высказать недоверие. Вернуть его потом на производство было сложно.

Так что то, что «Газпром» сохранил профсоюзы, большой плюс: коллективный разум всегда остаётся здоровым, так не бывает, чтобы сто человек разом сошли с ума, поэтому система таких сдерживающих противовесов удержала тогда всю газовую отрасль. Вовремя были приняты решения, не позволившие раздробить сложившейся механизм. То же самое надо было сделать и с нефтяниками, энергетикой, железными дорогами. Сегодня в этих отраслях пытаются изменить ситуацию, но ошибки девяностых во многом были системные: исправить их сегодня трудно, а порой невозможно.

Среди профсоюзных лидеров был у нас и Вячеслав Миляев. При мне он работал начальником Западно-Таркосалинского газового промысла. Я назначал его руководителем, вместе запускали Западку. Не могу судить, каким он был профсоюзником, но начальником промысла – грамотным и надёжным: во главу угла всегда ставил личный пример, безупречную репутацию. Сейчас Вячеслав Иванович пишет книги, а я ещё тогда называл его политруком (у Миляева отец был военный, видно, сыну передалось от него стратегическое видение). Заметьте, не комиссаром, которые были ограничены партийной идеологией, а политруком. С ним всегда было интересно беседовать: человек он многогранный, разносторонний с широким кругозором. Он был честен и неподкупен, а я знаю, что это такое...

Как нам удалось запустить три промысла – Комсомольский, Западно-Таркосалинский и Губкинский? Запускали мы их в девяностые годы, когда российская экономика пускала пузыри, то есть тонула, но это тема для отдельного разговора.

Скажу коротко. Когда Комсомольское было в стадии готовности, Рем Вяхирев по ночам звонил, всё спрашивал: «Запустите, парни»? Сам, наверное, не верил... Начальник «Сургутгазпрома» Александр Пушкин собрал тогда все комплектующие с сургутского завода стабилизации конденсата и отдал нам: строили хотя без денег, зато с деталями. На запуск промысла пол Кремля приехало: 1993 год, в других российских регионах народ за вилы хватается, а мы промыслы газовые пускаем. Каково?! К тому же себестоимость нашего газа ниже северного с Ямбурга и Нового Уренгоя. Так что на Западно-Таркосалинский промысел министерство нам деньги нашло: доказали, что можем. А мы тогда уже и следующий промысел к запуску готовили – Губкинский! Вынгаяху в нулевые запускали, банковская система к тому времени реанимировалась. Думаю, что и Чаянду, и Камчатку нам не просто так доверили: коллектив прошёл огонь и воду. Кураторы, вплоть до президента страны, знают: эти сумеют, сдюжат. Но убедить их в этом тоже было непросто, и вот об одном случае хотел бы я рассказать.

1983 год. Март, пурга. Бригада больших начальников на «Як»-40 совершает в Ноябрьске вынужденную посадку. Сам я только вечером из Уренгоя прилетел, вертолёт еле сел: «летунам» отдельное спасибо. Вдруг звонок из диспетчерской аэропорта, буквально паника: «Министры у нас, по нелётной погоде самолёт посадили: думаем, что надолго. Куда их»?

Время – пять утра. Разбудил соседа, у него во дворе «УАЗик» стоял, помчались в порт. Народу много прилетело: ещё был СССР, министерства все союзные. А там такие тяжеловесы в креслах сидели – что не так, запросто кулаком стол проламывали! Министр газовой промышленности СССР Динков, замминистра Маргулов, товарищи из тюменского обкома, начальник главка Виктор Черномырдин… Начальство молчит, насупилось.

Министры недовольны. Вовсю суетятся помощники: никакой цивилизации, мол, здесь у вас нет! Посыпались претензии – кто тут главный? Я отвечаю: «Всё у нас есть». Сразу – кто такой? Так и так, говорю: начальник управления Галькович. В общем, подняли мы быстренько всех на ноги, у нас тогда было два хороших «пазика», перевезли гостей в Ноябрьск (а городом-то посёлок год назад только стал!), разместили. Организовали привал: обед, баньку. вожди подобрели, приём понравился: не в промерзшем же аэропортовском зале ютиться.

Черномырдин, прощаясь, спросил: «Как у тебя дела? Какие трудности»? «Да вот, - отвечаю, - Комсомольское месторождение не так от нас далеко и до газопровода всего 60 километров»… Виктор Степанович записал. Прошло немного времени, и он таки уломал Рема Вяхирева. Так и рождался Комсомольский промысел: денег долго не было, всё шло севернее нас – на Уренгой, Ямбург. Осваивали сперва тихо, но принцип был «лишь бы зацепиться!». Зацепились мы крепко: сначала – Комсомолка, а потом – Западно-Таркосалинское, в эпоху полного безденежья и финансового вакуума! Да и союз развалился к тому времени.

Вынгаяхинский газовый промысел называют лебединой песней Гальковича. Вот как он сам вспоминает об этом. 

– Это было уже другое время – 2001 год - я чувствовал, что мне нужно уходить через год на пенсию, я же всю свою жизнь провёл на Севере, подумал – хватит. Нужна смена внутри коллектива, нужен рост: это закон производственный, экономический. И когда нам включили в план этот промысел, я был очень рад. Пришлось в «большом» «Газпроме» Алексею Миллеру доказывать, что мы можем. Все тогда удивлялись: как это они за год управятся... Я говорю: «Дайте немного денег, где-то в ноябре сумеем пустить промысел». Спрашивают, почему в ноябре? Я пошутил, что у меня день рождения в этом месяце… 

Вы спрашиваете, как я с людьми находил общий язык? А что мне его было искать, мы всегда на одном языке разговаривали! Во-первых, я никого просто так, без согласия профсоюза, не увольнял. Всегда приглашал председателя профкома, начальника отдела кадров, просил разобраться и дать нарушителю подробную характеристику. Потом приглашал работника, и только лишь когда понимал, что человек неисправим, принимал решение. А вот если исправим, то, как в армии – давал второй шанс. 

– Большое внимание надо уделять кадровой политике, – утверждает Михаил Галькович, – ведь кадры действительно решают всё. На севере нельзя разбрасываться профессионалами - матёрые, в хорошем смысле, спецы и новички распределялись везде в равных пропорциях. Такое перетекание кадров, как хорошее кровообращение, укрепляет организм предприятия в целом. Это как в хоккее советской школы: в «великолепной пятёрке» был сплав опыта и молодости и результат оказался превосходным.

В ООО «Газпром добыча Ноябрьск» ценят традиции, историю предприятия. Этим летом с младшим внуком ездил я по «своим» промыслам. По моим рассказам у него было одно представление, а после увиденных громадных цехов, он спросил: «Дед, и этим всем ты командовал»? А получив утвердительный ответ посмотрел на меня с удивлением и восхищением. Теперь я надеюсь, что ещё на одного ученика, продолжателя лучших традиций ноябрьских газовиков станет больше.

Материалы предтавлены  «Газпром добыча Ноябрьск профсоюзом». Использованы фотографии из газеты «Наябрьский газовик». 10.07.2015.